В любом случае как терапевт я работаю с парой как с единым организмом. Как будто передо мной не два клиента, а один. И мне надо увидеть процесс, как этот единый организм живет, чем дышит, что его питает, а в чем его боль. Это то, что существует в пространстве между двумя людьми. Где и как обрывается между ними контакт, а где и за счет чего он течет без прерываний, какой обрыв мы можем наладить, а какой нет. И потому поскольку работа с парой сконцентрирована на пространстве между – в этой работе гораздо меньше индивидуального погружения и проживания, а больше работа идет на контакт, его проверку, границу, напряжение и возможность восстановления.
Иногда парам получается услышать друг друга, увидеть – зачастую впервые! – и договориться о том, как обходиться со сложными для них местами. Как не наступать на половицу, которая скрипит, чтобы не разбудить спящего зверя. А если уж разбудят, то как сохранить от разрушения дом. А бывает, что в ходе парной терапии партнеры осознают, что сделать это невозможно. Слишком бывают сильны индивидуальные особенности, слишком искрят шестеренки от соприкосновения, слишком сильные ожоги. И тогда лучшим решением для пары бывает оплакать невозможность наладить контакт, попрощаться и расстаться. У меня как у терапевта есть ценность сохранения отношений, но и есть ценность спасения из невыносимой ситуации. Поэтому если пара принимает решение, что больше не может жить так, как раньше, а по-новому не получается, то я грущу вместе с ними. Бывает, что в таких случает спасает индивидуальная работа с терапевтами каждого из партнеров, но таких осознанных и готовых сражаться за отношения – единицы.
Как сказал Роберт Резник, международный тренер Лос-Анджелесской Ассоцииации гештальт-терапии GATLA: «Отношения – не для слабых духом. И они стоят затраченных на них усилий».